Письма А.А.Фета
Письма Фета обладают редким и драгоценным свойством: они удивительно адекватно отражают его личность, давая точный и верный слепок с характера, темперамента, привычек и умонастроения поэта. Это ощущение прекрасно выразил Тургенев, находивший Фета «преисправным и прелюбезным корреспондентом», письма которого, «большие, милые, умные, забавные, интересные», всегда его радовали и оживляли:
«...0т них веет русской осенью, вспаханной уже холодноватой землей, только что посаженными кустами, овином, дымком, хлебом; мне чудится стук сапогов старосты в передней, честный запах его сермяги — мне беспрестанно представляетесь Вы: вижу Вас, как Вы вскакиваете и бородой вперед бегаете туда и сюда, выступая Вашим коротким кавалерийским шагом... Пари держу, что у Вас на голове все тот же засаленный уланский блин!»
Не только в устных разговорах, но и в письмах Фет «был неистощим в речах, исполненных блеска и парадоксов». Из его писем так и слышна его «громкая, блестящая, часто остроумная и порой льстивая речь».
Склонность к поэтическому, сугубо образному выражению мысли, в полном согласии с философским взглядом Фета на постижение сущности предмета, которая доступна, по его мнению, только средствам искусства, дополняла эффект.
Чрезмерно придирчивая оценка Фетом повести Тургенева «Ася» объясняется разными художественными принципами писателей. «...Это между нами — нескончаемый спор,— писал Тургенев Фету,— я говорю, что художество такое великое дело, что целого человека едва на него хватает — со всеми его способностями, между прочим и с умом: Вы поражаете ум остракизмом — и видите в произведениях художества — только бессознательный лепет спящего».
Главную свою задачу Тургенев видел в ясном, простом и «сознательно верном» воспроизведении словом того, что пришло в голову. «Темнота» стихов Фета, на которую так часто сетовал Тургенев, вызвана его неудержимым стремленьем выразить то, что не подвластно слову и кажется доступным только музыке:
Что не выскажешь словами — Звуком на душу навей.
Вот художественное кредо поэта.
Г.Медынцева
ИЗ ПИСЬМА А.А.ФЕТА — И.С.ТУРГЕНЕВУ
20 января (1 февраля) 1858. Москва
...Странная и отрадная вещь, что мастер виден по удару резца, по манере класть краски, и мне было отрадно увидать Ваше для меня дорогое лицо выглядывающим из-за кустов в немецких аллеях. От всякого суда я отказываюсь — я говорю свое личное впечатление. Конечно, исключая Вас, никто не напишет на Руси «Аси». Толстой напишет равноценную вещь — но в другом роде, да и только. Гончаров уже не то — да и баста! Но я положительно никого не знаю и читаю «Асю», и от меня требуют моей личной правды. По-моему, начало сухо, а целое — слишком умно. У Вас нет не умной строки. Это Ваше качество и достоинство. Во всех Ваших произведениях читатель видит светлый, ясный прелестный пруд, окруженный старыми плакучими ивами. Вы любите этот пруд, и читателю хорошо на него смотреть. Это не мешает ему видеть, если он всматривается, на дымчатом дне пруда целые стада аршинных форелей. Но в «Асе» форели не на дне, а вставшие так высоко, что нарушают простое наслаждение зеркальной поверхностью. Ужасно умно!!! Но зато в местах, где Вы заставляете забыть умнейшего юнкера Н. Н., — прелесть. Это даже не те слова. Жена слушала пристально и молча. Но когда я кончил X главу, место безотчетного плаванья по Рейну, она вскрикнула: «Экая прелесть!» Все эти далекие вальсы, все блестящие на месяце камни, описания местностей,— вот Ваша несравненная сила. В описании лунного столба меня поразило то, что это оптическое явление, основанное на преломлении лучей, совпадает у двух людей, находящихся на проти-вуположных берегах реки. Но это безделица, хотя и подобная безделица там, где все художественно верно.— как-то неприятно действует. Говорите что хотите, а ум, выплывающий на поверхность,— враг простоты и с тем тихого художественного созерцания. Если мне кто скажет, что он в Гомере или Шекспире заподозрил ум, я только скажу, что он их не понял. Черт их знает, может быть, они были кретины, но от них сладко — мир, в который они вводят, действительный, узнаешь и человека и природу — но все это, как видение, высоко недосягаемо, на светлых облаках. Книга давно закрыта, уже давно пишешь вечерний счет и толкуешь с поваром, а на устах змеится улыбка, как воспоминание чего-то хорошего.
Из «Аси» я не вынес в душе — это <го> полного, хорового пения, долго — в темноте без сознания дрожащего в душе. — Вот Вам моя сердечная исповедь. Может быть, я был в гадком расположении духа, может быть, да и действительно так, я в этом деле ничего не смыслю,— но я никого не видал — и говорю, что сам вынес из рассказа...
ИЗ ПИСЬМА А.А.ФЕТА — И.С.ТУРГЕНЕВУ
18(30) января 1858.
Милый, дорогой Иван Сергеевич! Через четверть часа по получении Вашего письма уже отвечаю, потому что не могу не отвечать... Кто в наши лета так духовно свеж, тонок, тому можно позавидовать. Да жаль, что нож не может чувствовать собственной остроты — об этом может только судить хлеб, который он разрезает. Вашу душу я бы сравнил с самой ранней зарей в прохладное летнее утро — оранжевое, чистое дыхание, которое увидит и заметит только любитель природы или пастух, выгоняющий стадо. Сравнил бы с утренним лесом, в котором видишь одни распускающиеся почки плакучих берез, но по ветру несет откуда-то запахом черемухи и слышно жужжание пчелы...
|
